ИЮЛЬ (тоже, как ни странно, Новогодняя Глава)

[Mike Lebedev]

Тоже Новогодняя глава, из «Северного Путеводителя...»
Поскольку, как показала практика, многие читатели, даже заведомо внимательные и вдумчивые, не дочитали и до 75-й страницы (а зря), то выкладываю с чистой совестью


Июль

– К-коровин, в-вот скажи мне, только честно: в чем с-смысл…
Командир вошел в тамбур в тот самый миг, когда Коровин пребывал в наивысшей, практически дельта-функциональной точке блаженства: вагонная дверь была раскрыта ключом-«вездеходом», сам Коровин сидел, подпирая ее мощной спиной, ноги были задраны на максимально возможную высоту и отбивали некий бодрый ритм по противоположной стенке, встречный поток воздуха красиво развевал русые кудри. После чего блаженствующий исполнил затяжку, входной мощности которой, небось, позавидовали бы и стеклодувы средневековья (или ныряльщики за жемчугом), а сигарета моментально выгорела практически до самого фильтра.
– Ты дверь зачем открыл? А п-проводница явится если? Позабылось тебе, вероятно, что в-вот конкретно на нас троих – у нас один билет, да и тот… кхм… н-не совсем туда? – довольно скалясь сквозь бороду, спросил Командир.
– Открыл, потому что духота. А эта грымза не придет, – заверил Руководство Коровин, – Я ее тапки вытащил из купе и спрятал. Как она без тапок пойдет, даже если проснется?
– Н-ну а если все-таки найдет?
– Не найдет. Это же я прятал. Я, если хочешь знать, уже и сам забыл куда!
– Это ты можешь, – покивал головой Командир, – Засунуть и забыть – это к тебе, да… Ладно. Ведь я совсем не за этим шел. Вот скажи мне, Коровин – в чем с-с-смысл…
Коровин быстро вскинул руку ладонью вперед:
– Стоп! Можно я попробую угадать? Не просто-то же так ты шел к нам едва ли не сквозь целый вагон!
– Ладно, – милостиво разрешил Командир, – Угадывай.
– Ты пришел спросить, в чем смысл жизни? – предположил Коровин, – Иного в наших обстоятельствах просто не приходит в голову! Соответствующего величию момента, так сказать.
– Кхм! – от удивления Командир даже поперхнулся, – Кхм!.. Но вообще г-говоря… Л-ладно. Ну, тогда отвечай. Итак, Коровин: в чем с-смысл жизни?
– Моей? – лучезарно улыбаясь, уточнил Коровин.
– Моей – мне известен! – неожиданно театральным голосом протрубил Командир, – Твоей, конечно, о, несчастный!
– Командир, ты знаешь… – замялся Коровин, – Это так неожиданно. Я же не подготовился совсем… Даже и не знаю, что сказать!
– Скажи как есть, – подбодрил его я, – Это ведь самое простое!
– Именно! – назидательно подняв указательный палец, подтвердил Командир.
– Но ты следующий отчитываешься! – метнул на меня Коровин яростный взор.
– Согласен.
– Ладно. Сейчас попробую… Хорошо… Ну, допустим… Пусть будет так: яростная, бескомпромиссная, не покладая рук и ног борьба за счастье одного отдельно взятого человечества! – выпалил Коровин.

– Эвона ты махнул… – после некоторой паузы молвил Командир, отступая на шаг и из уважения даже слегка приседая, дабы оказаться хотя бы чуть вровень с Коровиным.
– Мощно выступил, – подтвердил я, – Программное заявление. Надо записать и срочно перенести на скрижали. Где у нас наши походные? Или тоже ты убирал?
– Ну вот так-то, – гордо заключил Коровин и деловито прикурил вторую сигарету обугленными останками первой, – Теперь твоя очередь. Колись.
Я смущенно потупил взор:
– Мне так, по сути своей, и добавить-то нечего. Всю поляну сметал в один присест, как оно тебе и свойственно. Могу лишь скромно присоединиться, если, конечно, ты дозволишь моему утлому суденышку встать в кильватер твоего белоснежного, уходящего прочь лайнера… подписываюсь, короче.
– Дозволяю, – милостиво повелел Коровин, – Но добавь все-таки хотя бы пару словечек. Чисто для красоты.
– Н-но с другой стороны, – вмешался Командир, – Это все как-то чересчур абстрактно. Не каждому под силу будет понять и осмыслить. Немного к-конкретики не помешало бы, в-верно?
– На вас не угодишь, – вяло ответил Коровин, выпуская в атмосферу тамбура вереницу дымовых колец.
– Да, – поддержал я Командира, – Про борьбу он хорошо сказал. А про счастье? Осталась некоторая недосказанность на мой взгляд…
– Ой, я умоляю, – и Коровин демонстративно высунул морду за геометрические границы вагона, вглядываясь куда-то вдаль, где, возможно, и увидел то самое счастье, – Давайте дальше уже сами как-нибудь… а то все я за вас да я! Большие мальчики уже! И вообще, заметьте, что не я завел этот разговор! Покурить вообще не дали раз в жизни спокойно…
– Хорошо, – согласился Командир и повернулся ко мне, – Давай попробуем. Что скажешь?
– Не, ну а что тут скажешь… – вздохнул я.
– С-скажешь, как есть! – подмигнул Командир.

Лето, июль, самая макушка. И поезд летит куда-то туда, и колеса стучат, и видно до самого горизонта, и ветер врывается сквозь отомкнутую ключом-«вездеходом» дверь, и Коровин, свесившись уже чуть ли не по пояс, высматривает что-то где-то далеко-далеко, и Командир, изящно изогнувшись, заботливо удерживает его рукой за шкирку, и грымза-проводница, судя по неразборчивому, но неуклонно нарастающему гулу уже проснулась и приступила к безуспешным поискам своего движимого парного имущества, и Коровин, вывешиваясь обратно, говорит…

– Слуш, я не пойму – будет где-нибудь прохладно или нет? Ведь Полярный круг уже скоро… Может, не будем тут выходить, а дальше махнем? Прямиком до Северного полюса?
– На пароход не забудь пересесть, – напомнил Командир, – а то выйдет, как с тапками.
– Да не забуду! – смеется Коровин, – Давай, снова держи. Может, хоть немного еще рожа провентилируется!..

Да, и снова ветер врывается! И кажется – так странно все это… ведь только утром еще шагали по Городу…
Да, шагали по Городу… почти через весь, с самых дальних выселок, в центр, на Автостанцию. И вроде здорово все, навстречу новым дорогам, городам и приключениям, и жалко в то же время – когда теперь снова вернешься, и лето пролетает – ну что там того лета, но в следующее – вернешься же обязательно, оно же непременно будет, ведь не может же такого случиться, чтобы… ну и так далее.
Шествие по праву возглавлял Коровин. Лучшей кандидатуры для флагмана и не сыскать – и так здоровенный красавец-мужчина, да еще за плечами метра на полтора возвышается самый модный в Ордене рюкзак марки «Самосшит», сработанный известным умельцем по индивидуальному, авторскому проекту, из дефицитного нанотехнологичного материала и объемом в какое-то бесконечное количество литров… и Коровин несет его гордо, и видно его, не иначе, не только с Озера, но и с низко пролетающих самолетов… И тут Коровин останавливается и делает попытку обернуться…
– К-Коровин! – предупреждающе закричал Командир, – Не в-вздумай…
И все мигом поняли, что он хотел сказать дальше. Ну конечно – «Коровин, не вздумай! Если уж встал, то стой как стоишь и не верти головой! Ты знаешь, я не суеверен, но все-таки – не оборачивайся, прошу тебя… не за себя – за тебя трепещу…» Но заикающемуся человеку иной раз трудно прийти на выручку другу, подсказать там, успеть произнести нужные, те единственно верные глаза – и Коровин, оступившись на камешке, вдруг покачнулся да и полетел со всего размаху в самую грязь… В лужу, единственную, кажется, чудом уцелевшую в маленько измученном недельной засухой Городе!
– Это у н-него п-просто голова перевесила, – авторитетно пояснил Командир, внимательно оглядев панораму произошедшего, – Что, в свою очередь, явно и неминуемо п-происходит от большого ума!
Коровин тем временем осторожно выбрался на поверхность и, вяло ругаясь в пространство, принялся отчищать себя от чавкающих элементов почвы.
– Слушай… – задумчиво молвил Командир, – А на тебе что за рубашка сейчас?
– Это ты к чему? – мрачно осведомился Коровин.
– К тому, что не та ли самая, на которую тебе тогда Барсик… кхм… на которую тогда Барсика в полете стошнило?
– Это когда Пьесу-то ставили? Слушай, похоже – та самая…
– К-коровин, ты знаешь – я не суеверен… – развил свою мысль Командир, – Но я бы на твоем месте больше не надевал ее! Во всяком случае – в подобные поворотные и судьбоносные моменты жизни.
– Я подумаю, – сообщил Коровин, – Сейчас-то в любом случае снимать придется…
– Вот-вот! – поддакнули из массовки.
– Это вы вообще во всем виноваты! – тут же воскликнул Коровин, – Плететесь там где-то сзади, как не знаю кто… Вам с такими темпами ходьбы надо затемно выходить! А то и с вечера…
А я сказал:
– Коровин, ты извини нас… мы на самом деле вовсе не над тобой смеемся. Просто, как бы это сказать… И на самом деле очень смешно! Ну, если посмотреть внимательно – поди, до самого губернского центра даже крохотной лужицы не сыскать.
– Ах так! И ты туда же?! – Коровин деланно, якобы в приступе сжирающей его ярости, округлил глаза, – Заодно с ними, стало быть? Вот сейчас не возьму тебя с собой на Острова! Вот! На пятисотке картинку посмотришь, да и достаточно!
– Коровин, миленький, прости! – тут же запричитал я, – Я не к тому совсем! Вот, хочешь даже – футболку мою возьми, как раз вчера все перестирал, выбирай любую.
– Ладно, – смилостивился Коровин, – Слушай, кстати… не замочить бы ее. Тогда ведь и правда всей экспедиции кранты…
Он порылся в карманах изрядно подмоченных штанов, затем извлек заветную бумажку на свет божий. Аккуратно расправил, посмотрел на просвет. Заветная бумажка, по счастию, нисколько не пострадала во время вынужденного купания.
– Жизнь налаживается, – констатировал Командир, – Вперед!

…А еще за пару дней до того мы сидели на травке во дворе штаб-квартиры, и солнце уже опускалось за покореженное здание общаги, давая наконец-то долгожданную тень. Вернее, все сидели, а Коровин возлежал, громок стоная и щедро окатывая голову водой из походного котелка:
– О-о-о! О-о-о! Жара-а… Ну когда же спадет? Мы на севере или где, в конце-то концов? Нет никаких новых данных на этот счет? И просто-то на улицу выйти – уже подвиг, не говоря уж про все остальное…
Командир же, стоявший рядом и одетый в свою неизменную куртку поверх тельняшки, казалось, не испытывал от этого ни малейшего неудобства и душевных мук. Да даже и не «казалось», а так оно и было. И только сказал:
– К-коровин! Н-ну это разве – жарко? Жарко знаешь где? И когда?
– Где? В Африке?
– У мартеновской печи в разгар смены. Когда разлепляют этот, как его… забыл… короче, когда раскрывается жерло, и кипящая сталь раскаленным п-потоком хлещет, и капли во все стороны!
– О, а ты, можно подумать – стоял у печи?
– Н-ну а может – и стоял? – загадочно улыбнулся Командир, – Я же образно!
– Образно… Ты образно, а я тут помираю – по-настоящему!
– Не помирай. Не надо. Еще дела кое-какие есть. Небольшой должок перед человечеством.
– А подождать должок не может, хотя бы пару недель? – уточнил Коровин.
– Н-ну это, знаешь ли – не нам решать…
– Студент, ты же у нас по этой части обучаешься, – повернулся ко мне Коровин, – Эта же твоя, как ее… геофизическая гидродинамика – что сообщает на данный счет? Может, пресловутое глобальное потепление и великая сушь – может, они уже не где-то там, а рядом?
– Ну как тебе сказать… – отозвался я, – На самом деле, геофизическая гидродинамика к вопросам климата, и уж тем паче – синоптических колебаний, если и имеет отношение, то в достаточной степени опосредованное…
– Как? – Коровин даже привстал от любопытства.
– М-можно я объясню? – перебил меня Командир и, не дожидаясь, продолжил, – К-короче говоря, он хочет сказать, что геофизическая гидродинамика такой ерундой, как потеющий Коровин – не занимается!!!
– Ах-ха-ха, вот объяснили!
– Дыши ровнее. Кури поменьше! – посоветовал Командир, – А то уже вон, я вижу – по две за раз засаживаешь! Соблюдай водно-солевой баланс организма.
– Ну а как не по две, если я не курил с утра? – заволновался Коровин, – И так весь в подвигах, аки пчела, аки пчела…
– Не, правда, – примирительно сказал я, – Хорошо в этом смысле, что всего два дня еще… То есть, жалко, само собой – но с точки зрения термической обстановки…
– Дальше поедете куда? Или по домам? – спросил Командир и, вопреки собственным только что выданным рекомендациям, завернул из обычной «беломорины» пространственную фигуру не ниже четвертой степени.
– Я бы поехал, – вздохнул я, – Да денег нет. Вообще. И так уже, считай, неделю в долг подвиги совершаю. Но ничего не поделаешь – все во благо счастья одного отдельно взятого человечества.
– Человечество тебя не забудет, – сообщил Командир, после чего приложил правую руку к сердцу и деланно поклонился в мою сторону.
– Это я не сомневаюсь, – я повторно вздохнул еще глубже, – Но нельзя ли вот прямо сейчас, чтобы человечество пошло мне навстречу и отписало хотя бы немного наличностью?
– Нельзя, – покачал головой Командир, – Ты же сам знаешь.
– Да знаю. Это же я просто так спросил.
– Деньги есть! – воскликнул Коровин и, решительно непонятно откуда, вдруг извлек билет государственного банка нового образца номиналом аж в целых пятьсот рублей.
– Ты их в трусах что ли держал? – изумился я. Больше-то ничего по случаю жары на Коровине вроде как и не было.
– О-о-о! – хором простонали все, – Коро-о-овин!!! Откуда такие деньжищи?!
– К-коровин, – после некоторой паузы строго произнес Командир, – У нас (тут он обвел всех нас рукой) возникает такое стойкое подозрение, что ты явно предаешь идеалы Ордена и Движения. Н-ничем иным объяснить возникновение в твоих руках столь крупной суммы я п-просто не могу!
– Ага, – поддакнул кто-то, – Ночью, сам с собой под одеялом и предает!
– Да ладно вам, – буркнул Коровин, – Специально же оставил, с получки последней, когда с работы уволили…
– А-а-а… а то мы уж подумали – вдруг ты душу продал…
– Душу пока не требовали. Но если ради друзей – я готов!
– Будь осторожен, – посоветовал Командир, – Не продешеви. Душа одна, а нас у тебя – вон сколько много!
– Я постараюсь, – заверил его Коровин, – Короче, я еду. И с собой могу кого-нибудь взять. Справимся как-нибудь.
– Это меняет дело, – сказал я, – Командир, а лично я считаю – что Коровин НЕ предает идеалы Ордена. И даже – в чем-то и наоборот!
– Тонкий ход! – воскликнул Командир.
– Ладно, тебя беру, – оценил мои усилия Коровин.
– Куда поедем, масса начальник? – я преданно заглянул в самые бездонные коровинские глаза.
– Да все равно куда, лишь бы попрохладнее было, хотя бы чутка. Дальше на Север! – тут Коровин развернул драгоценную купюру и внимательно изучил ее на просвет, – О, Острова нарисованы! Здорово. Я там был в прошлом году. Нарисовано, кстати, неправильно. На соборе крестов над куполами нет, а они – уже были. Кстати! Вот на Острова и махнем! А то вышло тогда все как-то на бегу, на работу надо было возвращаться, мимолетно как-то все…
– По-моему, это знак, – молвил Командир, – Я не суеверен, но все-таки.
– Да, – согласился Коровин, – Поездом до Кеми махнем, а там, глядишь, и опять эсминец «Беспробудный» подойдет. Я-я, Кемска волость (и поцокал языком).
– Что, «Беспробудный» до сих пор курсирует? – удивился Командир – Помню, было дело, лет пять назад… Только я думал, ч-что они все уже… т-того.
– Ну а что ему сделается? – рассмеялся Коровин, – Лет сто пятьдесят уже почти ходит. А то и все двести!
– Пожалуй, ты прав!

А я спросил:
– А что это вообще за место такое – Острова?
– Странное место, – подумав, доложил Коровин, – И чудесное. Так вроде смотришь – ничего особенного. Ну вот, например, когда на деньгах… А ступаешь на них – и что-то чувствуешь. Я так не могу объяснить. Надо видеть. И чувствовать самому.
– И ты опять прав, – подтвердил Командир, – Прибавляешь прямо на глазах. Не зря тебя с работы выгнали!
– А еще там вдруг понял смысл выражения «собирать грибы». То есть, в самом прямом смысле: просто идешь по дороге – и вдоль нее именно что собираешь! Исключительно белые причем…
– Ты хоть представляешь, сколько там народу лежит? – мигом погрустнев, спросил Командир, – Из них же и растет…
– Командир, да конечно… – откликнулся Коровин.

-…да там вообще – на одном подножном корме можно жить! С тропинки в лес сворачиваешь, в чернику садишься прям – и рубишь ее до отвала, даже пересаживаться не нужно. И комары… комары вот – с муху прямо размером, причем хорошую такую. Но что характерно: пока сидишь в чернике – вроде не жрут тебя. Не, жрут, конечно, но не особо. Но стоит отлучиться по малой нужде – вот натурально, прям садятся и такое ощущение, что откусывают начисто!
– Куда садятся?
– Куда-куда… прям туда и садятся!
– Н-но, с другой стороны – значит, есть н-на что садиться и что откусывать! – улыбнулся Командир.
– Ну, не без этого! – самодовольно подтвердил Коровин, – Что есть, то есть!

А потом мы шагали по Городу, и Коровин возглавлял шествие, и летел вдруг в единственную на всю губернию грязь…

На автостанции было людно. Многочисленные бабки сидели и стояли во всех возможных местах и образовывали то, что впоследствии будет названо «электронная очередь». То есть, сообразуясь с мысленно присвоенным номером, чинно подходили к окошечку кассы – но не ранее того, как предыдущая соискательница, полностью отоварившись, скрывалась за выходной дверью. На Севере людям – как правило, некуда торопиться…
– Слушай, такое ощущение, – шепнул я Коровину, – Что как нам выезжать куда – так все бабки города сбегаются и сидят тут. А может, еще и с окрестных деревень подтягиваются…
– Бабки! – неожиданно громко провозгласил Коровин, – Вы все здесь? Или забыли кого? Куда едем-то, кошелки?
На беду его, как раз в этот миг касса была свободна – и переодевшийся Коровин приступил к ней самым решительным образом.
– Десять билетов! – громко провозгласил он, а затем обернулся к нам, – Десяти хватит нам на всех?
– Коро-о-овин… – только и протянули мы в немом восхищении.
По рядам бабок пронесся нестройный гул и ропот, но северная сдержанность и тут дала свой результат, так что на выходе прозвучало лишь – «Кокой-то невоспитанный-то молодой-то человек!!!»
Ах, это чудное оканье горожан… пожалуй, только ради одного этого стоило запустить вперед нашего флагмана!
«Кокой-то невоспитанный-то!!!»
– Коро-о-овин! – хором протянули мы, – Ты совсем сдурел, что ли?!! Это ж шутка про бабок-то была… Ты не видишь, что они тут по делу-то сидят?
– Не, ну а что? – и Коровин, оправдываясь, широко развел руки, – Я чё, знаю что ль, чего они сидят?! Сидят и сидят, никто не подходит…
– Коро-о-овин!..
– Мы с-сейчас из-за тебя все пешком пойдем, – улыбаясь одной бородой, резюмировал Командир, – До самой Кемской волости!..

Наконец, дребезжащий пазик выкатился из-за угла, заложил достаточно эффектный для его лет и посланных жизнью испытаний разворот и кое-как приветливо распахнул переднюю дверь. После чего Коровин занял стратегически верную позицию подле нее и принялся элегантно подсаживать увешанных всем нажитым барахлом старушек.
– Т-ты сегодня г-галантен, как никогда, – поведал ему Командир, – Отмазаться за свои дерзкие слова желаешь? С-смотри, бабки они того… з-злопамятные!
– Да не в этом дело, – отмахнулся Коровин и придал очередной пассажирке импульс, вполне достаточный для того, чтобы без проблем проследовать в самый конец салона, – Трамбую плотнее, как в компьютерной игре «Тетрис»! А то плюхнутся где войдут, а нас вон сколько, да вещи еще! Это хорошо еще, что с курями и поросями нынче нет никого!
– В-возможно, это еще впереди, – предположил Командир.
И влез, как и положено – последним, кое-как отвоевав место на подножке у какого-то неавторизованного мешка.
– Н-ну – трогай!
– Командир, ты уместился? – донесся голос Коровина, взгромоздившегося на самую кучу добра, отчего голова его уперлась почти в самый потолок.
– Ну а как же… ты же знаешь…
– Лучше плохо ехать, чем хорошо идти! – завопил счастливый Коровин.
– Д-да вот именно…
– И лучше плохо сидеть, чем хорошо стоять! Твои слова!
– К-коровин, я бесконечно рад, что роскошь нашего простого общения не проходит для тебя д-даром!
– Ну а то!

И затряслись по дороге, вздымая пыль до небес, к Переправе, и Город незаметно растаял в воздухе… Прощай… Не обернись, не вздумай, как бы не хотелось – и ты обязательно вернешься в него. Когда-нибудь. Однажды… ты знаешь, я не суеверен – но все-таки.

А потом прыгали в уходящий поезд, и Коровин, тщательно пихая меня вперед, истерически орал на весь вокзал:
– Этот не со мной! Вообще не знаю, кто таков! Первый раз в жизни вижу! А у меня есть билет, есть! Да не рвите из рук, дайте посадку осуществить нормально!
А потом, когда улеглось и разными способами и методами нормализовалось – сказал:
– Пошли в тамбур, тут духотища адская! Я покурю, ты рядом постоишь… потрещим о том, о сем. Ух, две возьму! Накуриться чтобы вусмерть сразу!
И яростно, будто там его ждал, как минимум, волшебный театр папы Карло, отомкнул дверь ключом-«вездеходом».
– Коровин, – напомнил ему я, – Если сейчас проводница явится… И так-то еле-еле уладили вопрос, и билет у нас с тобой на двоих один. А Командир если придет – то и на троих! А ты тут безобразие устраиваешь и нарушение правил проезда дальнего следования.
– Не явится, – заверил он меня, – Она спит, я видел. И еще тапки ее на всякий случай спрятал. Не потащится же она по своему свинарнику без тапок!
– Это ты мудро придумал!
– А то! Ладно, о чем трещать будем?
– О том, о сем?
– Согласен. Тут есть что обсудить. Начинай.
– Ну, я не знаю… – протянул я, – Ладно. Скажи, Коровин – о чем ты сейчас думаешь? Ну, кроме как накуриться вусмерть?
– Я-то? – озадачился Коровин, – Так сразу и не сообразишь. Ну, наверное, я думаю о том, что хорошо бы сейчас было все то же самое, только чутка попрохладнее! Например, зима, а мы бы так же ехали куда-нибудь… под самый чтобы Новый год!
– А ты знаешь… я на самом деле примерно о том же размышлял. Вот так же бы ехали, только зимой… и знаешь, о чем бы мы разговаривали?

…Так и было. Поздний, поздний вечер, тридцатое декабря, самая последняя самая дальняя электричка, и народ уже почти весь сошел кто куда, мы, кажется, вообще одни остались, и состав летит сквозь мглу, но грохочет так не очень сильно – снег, снег, всюду снег! И на земле (ну уж само собой), и на елках вдоль пути, и кружится в воздухе, и сквозь заклинившую как-то набок дверь (ну конечно) вихрем влетает в тамбур, и мы стоим с Коровиным, любуясь на все это дело, и Коровин говорит:
– Надо бы потрещать!
– О том, о сем? Давай.
– Я вот думаю… – начал было Коровин.
– Стоп, – сказал я, – Попробую угадать. Ты думаешь о том, что хорошо бы было все то же самое, но было бы хотя бы чуточку теплее. Например – лето!
– Точно! А как ты догадался?
– Ну, просто я сам об этом думаю!
– Да, лето бы не помешало. Дюже прохладно. Как народ начал сходить – даже надышать толком некому стало. Печка-то вообще – работает в нашем вагоне? Вон, стекла аж заиндевели все…
– Но с другой стороны – Новый год. Летом же – не было бы Нового года, и куда бы мы сейчас ехали?
– Можно было бы на лето перенести! – предложил Коровин.
– Не, не надо, – сказал я, – Новый год – это сказка. А зимой – как-то сказочности побольше в атмосфере. Вообще в окружающей среде.
Мы ткнулись носами в окно. Сказочность и в самом деле присутствовала в изрядном количестве.
Потом Коровин вынул из рукава телогрейки бутылку портвейна. Мы сделали по доброму глотку. Ощущение сказочности усилилось как минимум двукратно.
– Эх, вот так бы и стоять, и лететь, и просто смотреть в окно!
– Коровин! Это моя мысль! Свои надо иметь.
– Нет, моя! Я первый сказал!
– Слушай, тут как раз случай один был, буквально на той неделе…
– Докладывай.
– Короче, поехал я получать деньги…
– Деньги получать? – насторожился Коровин, – Так ты что – идеалы Ордена решил предать? Ой, а корили-то тогда меня летом, а! Всего прям застыдили. А сам?!
– Да нет, не в том смысле. Ну, то есть – деньги-то получал я, но не свои! Там такая была история… Фима Коростелев подрядился на какую-то халтуру по своей прямой специальности. Проект какой-то тянул, типа газопровода отопительного. Неважно. Причиталось ему за это некоторое вознаграждение. Даже и не «некоторое», а приличная сумма. Ну и чтоб подоходный поменьше платить, там же все официально, через бухгалтерию пришлось – он в исполнители всю нашу бригаду борцов за счастье записал, ну, Володю Петрова первым, само собой, меня там, еще мужиков. Типа – «коллектив тружеников села». А наше дело была сторона, просто в нужный момент следовало подъехать в назначенное место, получить на руки, расписаться по ведомости – ну и потом полученное Фиме Коростелеву вернуть. А с него – угощение, само собой.
Короче, пробил миг – мы поехали. Причем не абы куда, а в союз театральных деятелей, там, на Бульваре…
– Каких-каких деятелей? – переспросил Коровин.
– Театральных. Ты, серый человек, небось, и не догадывался о таком? Не переживай, я тоже.
– Ой, ну куда нам, лапотным! – вздохнул Коровин, – Бьешься за счастье, глаз поднять некогда – тут уж не до тиятра…
– Короче, приезжаем, заходим – а закрыто еще. Говорят – с двух часов будут выдавать, а пока, мальчики, погуляйте здесь, только тихо. Осмотрите вот экспозицию, у нас очень интересно! А там у них действительно, ну прямо храм Мельпомены! Ну, не музей прям, но занятные всякие артефакты и раритеты выставлены. Костюм, к примеру, царя Иоанна Грозного, в котором Федор Иванович Шаляпин исполнял одноименную премьеру. Или подлинный череп Йорика из первой, еще при жизни Шекспира, постановки «Гамлета». И так далее.
– Прям подлинный? – недоверчиво переспросил Коровин.
– Ну конечно! Говорю же – очень познавательно. И, короче, ходим такие, духом проникаемся и напитываемся. Идешь и думаешь – вот жизнь у людей в Искусстве! А ты? Все суета какая-то, газопроводы какие-то… ведь и правда, в театр что ль сходить? А то бьешься, сражаешься – но ради чего? Где сверхзадача и цель, фигурально выражаясь. И тут вдруг…
…И тут откуда-то сверху, с галереи раздался грому подобный бас Петрова. Не шаляпинский, конечно – но очень похоже:
– Алё, орлы! ВАШУ МАТЬ!!! Вы там долго зенки-то попусту разевать будете? Что вы там такого увидели?! Три минуты уже как касса открылась, вас там ждут уже дожидаются! Третий час уже, я с девушкой на восемь договорился, а вы все ходите, ходите – выпивать-то когда?!!!
Ну – тут и сказочке конец. Вдребезги. И выходишь на улицу – и опять ты такой же, как и вошел. Без изменений…
– М-да, – сказал Коровин, – Но мы свою сказку – никому не отдадим!
– Ни за что, – подтвердил я, – Будем биться до последнего.
Нет, правда – сказка, сказка…

…А спустя пару дней мы практически в том же составе дружно шагали по направлению к баньке, помещавшей на задворках комплекса одного прославленного спортивного общества, что уютно расположился в одном из лесопарковых массивов столицы. Позади была финальная на тот сезон битва за счастье одного отдельно взятого человечества. Следовало подвести итоги уходящего года и наметить цели наступающего. Все-таки сражение за счастье – это дело такое… требующее непрерывного поступательного движения. И даже короткая остановка в пути – суть отступление с уже завоеванных позиций.
Возглавлял шествие Владимир Петров, одетый до некоторой степени сумбурно. В левой руке был портфель, в правой – глухо звенящая спортивная сумка, пиджак был накинут прямо поверх спортивных трусов и майки, а на могучей шее красовался по всем правилам завязанный галстук.
– Володь, а зачем тебе галстук? – полюбопытствовал Фима Коростелев.
– Как зачем? – удивился Петров, – К девушке же потом еду.
– Ты же был уже позавчера? – задал новый вопрос Фима, – Ты же тогда – прямо из этого театрального союза деятелей и уехал?
– Ну и что? – снова удивился Вова, – Это когда было? Позавчера! Тем более, сегодня – к другой.
– А-а-а, – протянул Фима, – Нет, просто хотел спросить, зачем ты его сейчас-то надел, если в бане все равно снимать? Или ты прямо в нем париться собираешься?
– Фим, ты понимаешь… – пояснил Петров, – Просто – некуда было положить!
– Понял. В принципе, я просто же так спросил. Уточнить.

-…Коровин, – спросил я Коровина, – Вот ты можешь себе представить, что человеку некуда положить галстук?
– Галстук? – откликнулся Коровин, отрывая нос от замерзшего стекла, – Не, не могу!
– Вот и я тоже…
Но в этом и был – весь Петров…

…От встречающей стороны вышел Волчок, вызванный по местному телефону. Тоже наряженный довольно странно – он был в костюме пирата. Ну, как он сам его трактовал. Ибо если драную тельняшку на отважных корсарах и флибустьерах вообразить было можно, то адидасовские тренировочные штаны и надетую задом наперед бейсболку с эмблемой баскетбольного клуба «Chicago Bulls» – уже гораздо труднее. Впрочем, позавчерашний визит напомнил нам о таких понятиях, как «театральная условность» и «художественный домысел».
– Саш, ты с нами присядешь? Стаканчик выпьешь? – вежливо осведомился Фима Коростелев.
– Не могу, Фим, – ответил Волчок, – Сами посмотрите – у нас тут Праздник!
Мы посмотрели. Все пространство вокруг и действительно было украшено мишурой, гирляндами, «дождиком» и прочими атрибутами. Скромно, но старательно.
-…у нас тут Праздник! Детишки с пол-Москвы съехались. Мы вот с Жуковым им в бассейне – третий час уже вручаем поздравительные дипломы!
Но стаканчик все-таки выпил.
А потом явился и Жуков. Этот был, по собственному заверению, в образе деда Мороза. От деда Мороза, правда, просматривался один только красный нос, покрасневший причем уже в силу естественных причин.
– Жуков, а ты? – опросили его.
– Не могу! У нас – Праздник! Стараемся, дарим детям сказку! Четвертый час уже вручаем дипломы! – доложил тот уже маленько заплетающимся языком.
Но стаканчиком тоже не побрезговал.
– Да сколько там у вас там дипломов?! – в изумлении вскричал Фима Коростелев, – Тонна что ли? Невозможно же вручать их четыре час подряд! Так и будете что ли ходить с Волчком туда-сюда мельтешить!
– Возможно, дядь Фим, – пояснил я, – Это же сказка. А в сказках – все возможно!
А потом… а потом явился рыдающий Волчок, привести которого в чувство удалось только очередной емкостью. А немного успокоившись и кое-как утерев слезы рукавом тельника, доложил:
– Испортил все-таки сказку… с-скотина!!!
– Да кто испортил-то? – хором спросили мы.
– Да Жуков, кто же еще! В бассейн упал! Представляешь, у детей праздник, они тут как в сказке у нас, пять часов почти, и пираты, и Дед Мороз, и Снегурочка даже, дипломов одних вручили почти тысячу штук, а этот… как пьяный скот…(и опять всплакнул).
– Не переживай так, Саш, – дружески похлопал его по плечу Коростелев, – Сказка, если она уж есть – так никуда не денется! На-ка вот – махни-ка еще!..
А потом – через лес до троллейбусной остановки. Двадцать минут, но это если по прямой и без песен, а уж с ними… И снег, снег! Голову задерешь, небо черное, и звезды искрятся, и снег! Опускается так и аккуратно по еловым лапам раскладывается, будто стеснительная барышня перед кавалером свои вещички на стуле развешивает. И тишина, но не «звенящая», а совсем наоборот, мягкая такая и теплая. Будто ты опять маленький и забрался к маме под бочок.
-…ну, вот такая история, Коровин, – закончил я, – Почти сказочная.
– Хорошо, – тихо сказал Коровин.
– Вот так и всегда. Летом – о зиме мечтаешь, а зимой – о лете…
И в два коротких приема мы «добили» портвейн.

– Оп-па! – тут отъехала вагонная дверь, и в тамбуре возник Командир, решительно втягивая носом морозный воздух, – Т-так! П-празднуете что ль уже?! П-потерпеть не могли до завтра?
– Ничего подобного, – отринул предположение Коровин, моргая честными глазами и изящным движением нижнего копыта спихивая пустую посуду за борт сквозь перекошенную дверь, – Даже и в мыслях не было. Так, стоим, трещим просто. О том, о сем.
– М-могли бы и подождать. Завтра дел на месте еще много всяких. Но зато потом – я в-вам глинтвейн сварю!
– О-о-о! – вскричали мы в восторге, – Командир, неужели? Неужели впервые практически за всю историю Движения с новейших времен мы будем пить портвейн все вместе, а не как обычно, мелкими группами ныкаясь по темным углам? О-о-о!
– Именно т-так, – кивнул Командир, – Только не порт-, а глинт-
– Так сразу надо было сказать! Мы бы, может, и своего бы добавили.

Глинтвейн Командир варил знатный. Ну, то есть, не совсем чтоб «глинтвейн», если по-салонному – а если по-нашему, то для выездных и полевых условий в самый раз. Причем исходные жидкие ингредиенты приобретались для него самые дешевые. Услышав однажды от меня их названия, поморщился даже известный эксперт в данном вопросе Владимир Петров, способный, по его собственным словам, «пить даже ацетон». Далее ингредиенты сливались в чайник, разогревались на электрической плитке, а еще лучше – на костре, добавлялся сахар, а еще Командир, тщательно принюхиваясь и всматриваясь в булькающую поверхность, аккуратно сыпал еще что-то из трех секретных мешочков. В общем, пойло на выходе получалось отличное, обжигающее пальцы, горло, пищевод и далее до самый души, и кто его не пробовал – тот много потерял.

– Вашего не надо, я все взял. Т-тем более, у вас уже и нет. К-короче! Вам теперь легче будет идти – сейчас разделю между вами, и п-потащите!
– Есть! – отозвались мы, – С этого и надо было начинать!

Наутро, отзавтракав тушенкой прямо из банок, стали собираться в лес, подыскивать место для праздничка.
– Бутылки сразу с собой возьмите, – сказал Командир, задумчиво выбирая из бороды хлебные крошки.
– Это зачем? Сразу-то зачем? – спросил Коровин, тщательно облизывая нож.
– Затем, что вечером и так много всего тащить придется, – пояснил Командир, – А так оставите сразу на месте. В лесу-то – к-кто их возьмет? Заодно, к-кстати, и целее будут, а то знаю я вас.
– Да я не об этом. Не замерзнут они там?
– Не замерзнут, – заверил Командир, – На улице сейчас сколько, градусов пять всего, не больше. В снег сунете, и всех делов.
– В снег-то зачем?
– Командир как всегда прав, – напомнил я Коровину азбучную истину, – Каждый градус спирта понижает температуру замерзания жидкости примерно на один градус Цельсия. Или Кельвина, что в данном случае одно и то же. А снег в данном случае сыграет роль теплоизолятора, так как обладает низкой проводимостью этого дела.
– Это тебя тоже, на этой твоей… геофизической гидродинамике научили? – недоверчиво спросил Коровин.
– Ну примерно!
Коровин вытащил из-под стола один из сосудов и внимательно прочел этикетку вслух:
– Вино крепленое, «Сахра», восемнадцать об.процентов… Что такое, кстати, «об.проценты»?
– Да неважно.
– В-вот именно, – подтвердил Командир.
– Получше-то не было чего?
– Л-лучше и не надо, – похлопал Командир Коровина по плечу, – Все будет в самый раз, вот увидишь!
– Вот это я не сомневаюсь.
Хотя Коровин капризничал просто так, лень было тащить, но в реальности Коровину в его фирменный рюкзак марки «Самосшит» можно было навалить хоть кирпичей, а он бы все равно шагал и весело насвистывал бы себе под нос песню «Казачья». Ну, пока, конечно, не отыскал бы единственную на всю губернию непересохшую лужу.

Подходящую полянку отыскали довольно быстро. Да даже и не «подходящую», а просто-таки идеальную поляну, аккурат с молодой такой, пушистой елочкой! Нарядили ее сразу, разгребли маленько снег, потом нарубили дров для костра, приволокли несколько бревен для сидения, разложили их по периметру – красота! Лучше для настоящего, правильного Нового года и не придумаешь. Наконец, сунули стратегический груз в сугроб чуть поодаль, на всякий случай замаскировали и налегке двинулись в обратный путь. Оставалось лишь дождаться сказочного вечера и поразмышлять, какое желание загадать, если кто вдруг не поразмышлял об этом раньше.
К вечеру, однако, синоптическая ситуация изменилась, и отнюдь не в лучшую сторону. Днем-то всё было хорошо: ну действительно, градусов пять, да на солнышке, да в молодецкой удали и с лихим посвистом – мы с Коровиным даже и разделись еще до тельняшек. А тут… сгустились сумерки, задул колючий, какой-то сырой ветер, и столбик термометра резво поехал вниз. Уверенно взял «минус-десять», потом покатился к «минус-пятнадцати», и нехитрый расчет показывал, что такими темпами мы и «минус-20» увидим еще в уходящем году.
Обстановка обострилась. Мы в нерешительности сгрудились у двери. В воздухе витали сомнения. Мысль о том, что вот так вот взять и шагнуть в этот легкий морозец – не особенно согревала. Даже леденила. А еще ведь топать километра полтора через чисто поле, да там еще, пока костер толком разведешь…
Но с другой стороны – оставаться с титульными обитателями «Дома рыбака», начавшими уже неумолимо выходить на пик праздничной формы? А культурная программа и подготовленные номера художественной самодеятельности? А заботливо украшенная елочка-красавица? А самое-то главное – волшебный глинтвейн «Командирский», в который обязаны были превратиться восемнадцать бутылок отвратительного пойла «Сахра»?
Снимать пробу воздуха с окружающей среды, как и полагалось по статусу, решил сам Командир. Перекурив на прощание и решительно вдохнув, он отважно распахнул дверь и вылетел прямо во вьюгу…
Необходимо отметить, что экипирован для подобных экспедиций Командир был более чем добротно. На его «снарягу» с нескрываемым уважением поглядывали даже титульные обитатели. А профессионалы-любители подледного лова – это, сами понимаете, не те ребята, что выступят в ночь одетые «по торсу», в курточке «пилот» с резинкой «под пояс». Но даже они отдавали должное. Стеганые ватные штанцы, валенки, тулупчик до колен и аутентичная сибирская шапка покроя «треух». Более того, для особо прохладной погоды у Командира имелась при себе даже домотканая маска с прорезями для глаз, которую впоследствии стали использовать бойцы милицейских отрядов особого и специального назначений. Тем не менее мы все с тревогой следили за судьбой Руководства сквозь замерзшие стекла помещения.
Впрочем, следили недолго. В тусклом свете качающегося под порывами ветра фонаря Командир энергично поскакал на крыльце секунд где-то девяносто-сто в сочетании с яростным охлопыванием себя руками по бокам, после чего пулей влетел обратно в сени и тут же кинулся к батарее, каким-то образом сумев прижаться к ней одновременно и животом, и спиною.
Способность говорить вернулась к нему минуты через четыре с половиной. Заикаясь заиндевевшими губами еще в три раза сильнее против обычного, он кое-как вымолвил:
– Н-ну ч-ч-что… с-с-свежо, к-к-конечно… н-н-но, в п-принципе терпимо…
Но тяжелое сомнение лежало на челе Командира. Оно и понятно: бог с ней с ёлкой, в конце-то концов… но глинтвейн!!!
И тогда…

И тогда на авансцену выступил Коровин… с восемнадцатью бутылками вина крепленого «Сахра», восемнадцати же процентов «об.»
– Ко-ро-о-овин! – хором протянули все в немом восхищении.
Не, главное – обратно-то ведь точно шли налегке, он передо мной все время шел и насвистывал «Казачью»! И потом все время где-то под ногами крутился и пытался на кухню все пролезть! А как просчитал ситуацию – а ну как все-таки отправились бы в лес, так ему бы же точно пришлось и в третий раз тащить!
– Ну вот так, – молвил Коровин и, демонстрируя ложную скромность, подвигал ножкой по полу.
– Да-а! Н-ну теперь – празднику точно быть! – постукивая зубами, констатировал Командир.
Так оно, в общем, и вышло.

А самым первым утром Нового года мы втроем стояли на крыльце и внимательно наблюдали за тем, как один из рыбаков все-таки нашел в себе силы. А найдя, по синусоидальной траектории двинулся-таки к замерзшей глади водоема. Однако же, не дойдя каких-то пяти метров до линии «уреза воды» встал, тяжело оперся на свой верный коловорот и после некоторых раздумий принялся вращать его.
– В-вот что бывает, когда люди пьют неправильный глинтвейн, – назидательно заметил Командир.
– Может, просто не в то горло пошло? – предположил я
– М-может, – неожиданно согласился Командир, после чего резким свистом пригласил незадачливого рыболова к общению. Тот с трудом обернул голову в нашу сторону.
И тут Командир взмахнул рукой, и мы с Коровиным хором завопили на всю округу:
– Здесь рыбы нет!!!
А потом…
А елочка наша наверняка уже выросла большая-пребольшая…

А потом… А, или это наоборот, раньше было? Да неважно. Главное – было.

И была жара, и Коровин сидел в распахнутом проеме двери, и ветер врывался… И пришел Командир, и спросил:
– К-коровин, в-вот скажи мне, только честно: в чем с-смысл…
А потом сказал:
– К-коровин, а ведь ты не угадал. Я ведь хотел лишь спросить, вот скажи мне… только честно! Вот в чем смысл курить легкие сигареты, но по две штуки за раз? А? П-по-моему, что-то не сходится у тебя?!
– Да ни в чем! – радостно отозвался Коровин, – Так просто курю и все. Безо всякого смысла.
– Неожиданно… – признал Командир.
– А «Беломор» свой ты куришь – вот в чем смысл, а? По мне так – лучше сразу попросить, чтоб меня придушили! Тоже задохнешься, но быстро, по крайней мере!
А потом сказал:
– Смысл знаешь в чем есть… вот мы стоим тут, едем, а мне кажется – вот порхни сейчас туда, и полетишь, и понесешься вдоль всего этого… до самых Островов!
Командир деланно наморщил лоб, пристально глядя на Коровина – и вдруг весело закричал:
– Так, Коровин! Ну-ка – т-ты чего там куришь-то, а?! Ну-ка – выдохнул на меня! То-то я смотрю, морду все на сторону воротишь, п-поросенок!
И крепко схватил его за шкирку, порываясь то ли выкинуть из поезда на полном ходу, то ли наоборот, втащить обратно:
– А-а, Командир, я же вылечу сейчас!!!
– А ты же сказал – полетишь сейчас, чего боишься-то?! Ой, то-то я смотрю – то тебе смысл жизни, то полетать! Отвечай: Сиреневую Собаку видишь уже или п-пока нет?!
– А-а, Командир! А-а-а-а-а!!!