Когда я был маленьким

[Ehidna]

Аффтар, пешы истчо. И книжку выпусти, ты ж сам себе Издатель...

[irod sm]

Ничего интереснее, чем про детство и старый дворик, лично для меня - НЕТ.
Щемяще, тепло, душевно.
Спасибо, друг!!!

[Mike Lebedev]

Убирайся! (три хлопка)

[taram]

Наблюдая за собой, за окружающим миром, за своими яркими комплексами и не менее блестящей рефлексией, бывает, делаешь глубокомысленные, как порой кажется, выводы. Или даже открытия. Иногда они кажутся оригинальными. Да что там оригинальными – гениальными. Местами не лишенными искрометного юмора, претенциозного остроумия и скромного пафоса.

Но проходит совсем немного времени и с огорчением и даже некоторым унижением осознаешь, что всем твоим открытиям грош цена. А всевозможные психологи и мозгоправы в своих скучных учебниках и заумных многотомных трудах давным-давно дали всему этому определения, понавешали ярлыков и, не исключено (да наверняка), поставили диагнозы.

Но когда подобные мелочи останавливали настоящих героев? Только раззадоривали. Не кинусь же я сейчас изучать медицинскую и научную литературу. Лучше самому написать, а затем прочесть.

Приступим.

Пару лет назад до меня дошло, что я ничтожно мало знаю своих родителей. Можно сказать, совсем не знаю.

Еще каких-то лет пять-шесть назад я и не предполагал, насколько я на них похож. Понятно, что их детство и юность прошли совершенно в других условиях и эпохе. И нельзя сравнивать меня, допустим, пятнадцати- или двадцатилетнего и их в этом же возрасте. Решались абсолютно другие задачи. Если они, не сильно преувеличивая, вели борьбу за выживание и за место под солнцем, то я в сравнении с ними рос в оранжерейных условиях. (Отец покинул родной порог в 16 лет, а маму в 14 лет бабушка отправила из деревни в Казань присматривать за детьми старшего брата).

Уверен, если бы мои родители могли из 70-х годов заглянуть в будущее и посмотреть, как живут их дети в ХXI веке, то они решили бы, что мы стали какими-нибудь секретарями рескома или цеховиками. А уж бабушки с дедушками, взглянув на современных внучат из 20-х, долго думали бы, каким образом нам удалось затесаться в падишахи.


Наверно, у меня происходило как у всех. В глубоком детстве я смотрел на родителей как на совершенные существа. Затем незаметно стал отдаляться. Пока не возникло полного отторжения, непонимания и неприятия с моей стороны. А потом настала жизнь, пересекающаяся лишь на самой поверхности. И понял я, что большую часть жизни воспринимал родителей какими-то неодушевленными. Не живыми. С некоторой натяжкой, можно даже сказать – человеками-функциями.

Хотя я прекрасно помню, что родители охотно делились воспоминаниями о своей жизни до моего появления. И мне вполне под силу было составить целостную картину. Но, видимо, из-за своей лености, убогости или, как тогда казалось, ненадобности, информацию эту через себя не пропускал. А теперь, наверстывая упущенное, стараюсь дорожить каждой минутой общения с ними. Пытаюсь ставить себя на их место. Находить мотивы их поступкам. Находить им оправдания в тех случаях, когда я испытывал, может, обиду или недопонимание (к слову, став родителем, делать это стало намного легче). И благодаря этому, в моих глазах родители стали потихоньку оживать и открываться с совершенно другой стороны.

А лучше поняв родителей, я и себя раскрыл несколько по иному. Почерпнутая информация явно не лишняя, а очень даже полезная.
Кстати, как и многие дети, где-то ближе к тридцати я почувствовал, как мои родители стали постепенно умнеть и набирать житейской мудрости.

Поэтому, чтобы избежать своих же ошибок, у меня появилось желание набросать текст, который будет максимально интересен и полезен моим детям. Пусть не сейчас. Пусть через десять, двадцать или сколько-то лет. Например, я сейчас с превеликим удовольствием ознакомился бы с чем-то подобным, вышедшим из-под пера моих родителей.


Ну, а теперь уж точно – приступим.

В детстве я не выделялся среди ровесников какой-то особой задиристостью и не был сорванцом-хулиганом. Впрочем, я и сейчас таковым не являюсь. Рос обычным ребенком (насколько только ребенок может быть обычным), в меру послушным, в меру любознательным с полным набором таракашек в голове.

Воспитанием моим занимались все понемногу, по крайней мере, влияние всех их я на себе ощущаю: папа, мама, бабушка, которая по полгода жила то у нас, то в деревне, брат, соседи, двор, ясли-сад.

Судя по сохранившимся фотографиям, в ясли я пошел, когда еще не умел ходить. То есть, если быть совсем уж точным, то не пошел, а меня туда отнесли. Как рассказывает мама, только я стал проявлять ростки самостоятельности (под этим подразумевалось: держание ложки, подача голоса, когда хочется на горшок и уверенное сидение на том самом горшке), так она сразу вышла на работу, а меня отвела в ясли (а, вот мне подсказывают, что ничего подобного при поступлении в ясли я не умел). Тогда так было принято. Страна строила светлое будущее, плодами которой мы сейчас и пользуемся в полной мере.
А вообще мама у меня великолепная рассказчица. Несколько своеобразная, приступающая к монологам совершенно неожиданно, но великолепная - с хорошей и цепкой памятью.
Правда, со мной она почему-то не очень любит делиться воспоминаниями, предпочитая в качестве собеседника мою дражайшую супругу. Как усядутся вдвоем за чашкой чая – любо-дорого посмотреть. Или по дороге на дачу устроятся на заднем сидении и давай трещать о том, каким я был несносным мальчишкой. Заслушаешься!
Особенно ей нравится рассказывать о том, на какие хитрости и уловки им с папой и бабушкой приходилось идти, чтобы уложить меня в кровать, заставить съесть лишнюю ложку каши или загнать с улицы. Порой складывается ощущение, что все свободное время они тратили на то, чтобы придумать, как меня облапошить. И почему-то мама настаивает на том, что моя безответственность и необязательность берет свои корни из детства. Клевета! В том смысле, что безответственным и необязательным я стал уже в более зрелом возрасте. А в детстве я был пухлым и наивным ангелочком-крепышом.
Может и привирает мама что-то. Какой же рассказчик (за исключением меня, разумеется) без этого обходится? Но, судя по тому, что некоторые мои обрывки совпадают с ее рассказами о моих детских похождениях, то большей частью дело именно так и обстояло.

Воспоминания мои о дошкольном детстве светлы и прозрачны. Хотя, если принять во внимание, что продолжалось оно около четырех более-менее сознательных лет, два года из которых я провел в гипсе и нередко в больничных стенах, то они, воспоминания эти, не должны, казалось бы, отличаться особым весельем.
Но на этот счет я имею давно устоявшееся мнение, что на показатель «счастливости детства» в большей степени влияют любовь, теплота и забота, которой окружен ребенок, а никак не количество и качество игрушек, мороженых-пироженых и прочих диснейлендов. Да даже нерегулярное питание (попросту говоря - голод) не может существенно повлиять на вышеназванный показатель.
Не верите? Спросите об этом у моего отца (1936 г.р.), детство которого выпало на тяжелые голодные военные годы. Жили они в деревне в трехстах километрах от Казани. Рацион тогда отличался исключительной изысканностью: лебеда, крапива, многократно использованная картошка, лепешки, хлеб, супы и каши из вышеперечисленного подножного корма. Еще какая-то флористика, но их названия я слышал только на татарском языке. Латаная, перелатаная одежка.

Все для фронта, все для победы! В колхозе оставалось только то, чтобы народ не умирал с голоду. Но он все равно умирал. Отцу же моему повезло несколько больше. (Кстати, мне очень долго казалось, что папа несколько преувеличивает те трудности – ведь в учебниках о никаком голоде не писалось).

Но, несмотря на все это, детство свое отец вспоминает только с улыбкой. И нет-нет да поведает о пресловутых деревянных игрушках, поисках клада и якобы побеге на фронт.

А вот о следующем своем жизненном этапе, когда его оторвали от родного очага и в шестнадцать лет отправили за тридевять земель в Прокопьевск на рудники в ФЗУ, он до сих пор вспоминает с содроганием. Драки, повальное пьянство, семидневка, незнание языка, поножовщина - «Жизнь - копейка». Зато регулярная кормежка и хорошая крепкая униформа.

Когда посадили на нож его приятеля с обещанием, что следующим будет он, ему ничего не оставалось, как бежать оттуда без оглядки без документов и денег. Каким-то чудесным образом удалось добраться до родных краев, чтобы попасть в ментовку в соседнем районе. По счастью, следователь оказался добросердечным, вошел в положение, к тому же нашлись какие-то общие знакомые знакомого знакомого. Он помог справить новые документы и отправил его в армию. Балтфлот.

Но это уже совершенно другое кино…


Много раз приходилось слышать – «…вот так кончилось мое детство». Что-то там у человека произошло и всё – умерло оно, не приходя в сознание. Момент, когда это случилось у меня, я, признаться, не зафиксировал. Может, моё детство вообще еще продолжается. Почему бы и нет? Только думать так – уже приятно.

Зато я прекрасно помню, как оно начиналось. Я имею ввиду ту секунду, когда будто что-то щелкнуло и включилось мое сознание. А в моей памяти запечатлелась та самая первая картинка в жизни – это когда мы с отцом утром шли в садик. Дело, если мне не изменяет память, происходило ранней весной. Отец, видимо, торопился на работу и оторвался далеко вперед. Я же напротив - никуда не спешил, плелся сзади, забегал в лужи, останавливался, замирая в раздумьях, размышляя о бренности бытия.

Шли мимо тогдашних так называемых лугов, рядом с «ёлкой» на Голубятникова. Место примечательно тем, что выглядело оно довольно-таки пустынным, без деревьев – зимой детвора там каталась с больших железных горок, а во все остальное время они торчали из земли, будто погибшие проржавевшие гигантские роботы.

Сколько же я там портков порвал об торчащие углы!? Не сосчитать.

Интересно, что на том самом месте сейчас расположена районная налоговая, в которой много позже мне как-то пришлось пережить неприятные моменты. Возможно, сквозь толщи времени мне тогда прошел сигнал и произошел тот всполох, позволивший сохранить в памяти именно это место, как первое воспоминание в жизни. Пусть язык и чешется поведать об этой истории, все же задержусь в моем счастливом детстве.

Жили мы небогато. Из игрушек, которых больше ни у кого не было, отметил бы зеленый пулемет «Максим» на колесах практически в натуральную величину – предмет зависти всех мальчишек нашего двора. Когда его поворачиваешь, он издавал характерный металлический скрежет, похожий на настоящие выстрелы. Его мне привез отец из Сочей.

После того, как он у меня появился, в войнушку я выигрывал у всех за явным преимуществом. Я его хорошо запомнил, возможно, еще и потому, что однажды им мне разбили голову. И кто? Любимый родственничек. Да так удачно разбил, что потом неделю я проходил с забинтованной головой.

Ареал моего детского обитания, наверное, был обычным – двор, садик и дворы наших многочисленных родственников и знакомых. Может я и преувеличиваю, но, мне кажется, что мы постоянно ходили по гостям. А когда не ходили, кто-нибудь да гостил у нас. Вот задумался сейчас - откуда у родителей было столько свободного времени? Ведь они также, как и мы, работали с утра до вечера, а вот поди ж ты.

А тут с работы пришел, чих-пых, а уже спать пора. Выходные также – звонит будильник и с ужасом осознаешь, что уже утро понедельника. А чтобы сходить в гости или всей семьей куда-то выбраться, сродни подвигу.

Отдельно хочу рассказать о родном дворике. Тогда он представлялся огромным, как и мое будущее. Съехали мы оттуда в конце 1982-ого. Аккурат, как Брежнева похоронили. Отчетливо помню, как с одноклассниками делились тревогой:

- Наверно, теперь уж точно будет ядерная война.

- К бабке не ходи…


Двор мой я люблю и бережно храню в своей памяти. Где-то раз в три-четыре года (когда чаще, когда реже) я заезжаю туда. Или просто посижу в машине, или же неторопливо прогуливаюсь, разглядывая аборигенов, с трудом угадывая в постаревших лицах соседей. Когда-то здоровался, а вот после того случая, когда подошел к дяде Васе, а он меня не признал, перестал это делать. Ни к чему это. Ведь это для меня всё окружающее - это щемящая приятная ностальгия, а для них обычные суровые будни.

А вот из моего поколения, я так понимаю, там никого уже не осталось. До последнего времени общались с двумя. С Иреком, некогда артистом театра имени Тинчурина. На футболе встречались, в компаниях засиживались, а потом он вдруг резко спился и опустился. Видел его потом несколько раз сильно пьяным, грязным, рваным и я попросту проходил мимо.

А вот с Серегой, с соседом по лестничной площадке, и который на четыре года меня старше, видимся до сих пор. Еще совсем недавно в футбол вместе гоняли. Как-то после одного из дыр-дыров в раздевалке мне вдруг с того ни с сего вспомнилось:

- Серег, а помнишь ты меня с братом из садика забирал?

Прозвучало это для всех несколько неожиданно.


Жили мы в обычной пятиэтажной хрущевке. На первом этаже. Окна выходили на противоположную сторону.

Как-то так случилось, что в нашем дворе проживало очень много моих сверстников (+/- год). Сейчас в уме прикинул и сходу насчитал их более десяти. Это я еще не взял в расчет двух сыновей дворника, которые учились не в нашей школе, а в учреждение для УО. А с ними цифра смело доходит до пятнадцати. То есть, выйдя тогда во двор, смело можно было на кого-нибудь наткнуться и заняться чем-нибудь интересным.

А если принять во внимание, что и старший брат не гнушался брать меня с собой в свою компанию, то бездельем я точно уж не маялся. Жизнь во дворе бурлила.

(Живем сейчас в шестиподъездной девятиэтажке. Ровесников моих детей во дворе, можно сказать, нет. Чисто статистически они наверняка есть, но я их не вижу. Разве что с утра, бредущими в школу).

Так вот – жизнь во дворе бурлила. Смотрю сейчас на этот пятачок между домами и поражаюсь:

- Какой же он маленький, наш двор!? Здесь же не более тридцати метров между домами! Как же мы умудрялись тут и каток заливать, и футбольные баталии устраивать, и сходиться в снежных схватках 10 на 10 с всевозможными крепостями и другими фортификационными сооружениями? Ух!..

Недавно в рамках акции «Расскажи ребенку о детстве родителя» провел Булатику экскурсию по местам моей детской «боевой славы». Главным итогом, я считаю, стало то, что экскурсия его живо заинтересовала. С любопытством переспрашивал, если было что-то непонятно, заставляя меня выуживать из памяти все новые и новые истории.

И вот когда мы зашли во двор и принялись по нему разгуливать, то буквально каждый квадратный метр задышал жизнью. Всё заиграло красками далекого уже прошлого (я лишний раз убедился: трава и листья были тогда зеленее). Я почувствовал, как по этой земле ходили мои молодые папа и мама.

Я стал взахлеб рассказывать историю за историей. Тут, говорю, произошло то-то, здесь – это. Не закончив одно, перескакивал на другое, затем на третье. Причем дышащие квадратные метры раскинулись и на соседний двор, и на прилежащий садик, и на помойку, и на школьный двор, который находится через дом от моего родного.

У меня вдруг возникло острое желание попасть в свою старую квартиру. Я знаю, что там живут те же самые люди, которые въехали сюда после нас. Меня бы они, конечно, вряд ли вспомнили, а вот мама до сих поддерживает с ними отношения. Интересно, что с их дочерью мы ходили в садик в одну группу. Булатик с трудом меня уговорил не звонить им в дверь.

Но через пару дней никаких сдерживающих факторов уже не было. Я поехал. Позвонил в домофон. Я уже представил, как найду свой секретик – в труднодоступном месте за батареей я лет сорок назад нарисовал маленькую такую свастику.

Но мне никто не открыл. Жаль. Очень уж хотелось вновь увидеть стены и комнаты, в которых мои родители были молоды и счастливы, получив свою первую изолированную квартиру, где я учился делать свои первые шаги, познавал мир…

Зато ничто не помешало мне, не спеша, еще раз пройтись по двору и окрестностям. Я боялся, что они за прошедшие дни несколько утратят свое дыхание. Но нет – все оказалось на месте:

- и штанги напротив нашего подъезда, которые из тонких деревьев превратились сейчас в великаны;

- и остатки кирпичной помойки, которую мы начали разбирать еще тогда, строя каток. Понадобились кирпичи для укрепления вкапываемых столбов. И в самый неподходящий момент нас, двоих девятилетних пацанов, застукали дружинники, схватили за шкирятник и уже повели в отделение. Но вступились старшие пацаны во главе с будущим бывшим артистом Иреком. Завязалась потасовка. Нас отстояли. Странно, что после этого мы никуда не разбежались, а продолжили копошиться с бревнами и досками;

- и место на углу двора, где я чудом не угодил под «Волгу». Мчал я на своем трехколесном мустанге, и из-за угла дома выехала машина. Столкновение было неизбежно. Другой быть может растерялся бы и остановился, но я как-то сообразил, что нужно крутить педали еще быстрее.

В этом куске двора рельеф имел некоторую особенность (кстати, он ее и до сих пор сохранил) – там по пути моего следования после асфальта имелся крутой подъем градусов на 45-50. Я разогнался. Въехал на этот пригорок. Машина сзади меня благополучно проехала, и я задом спустился с горки. Насколько понимаю, тормоза в конструкции моего трехколесного велика не были предусмотрены.

Забыл отметить, что все действие развивалось на глазах моего изумленного остолбеневшего папани, который подбежал, общупал меня всего и строго-настрого приказал не рассказывать о случившемся никому. Надо ли говорить, что следующий велосипед мне купят только в тринадцать лет;

- а вот тут я играл в ножички с Кротом и Славкой. Крот всегда выигрывал. Поэтому я совсем не удивился, когда много позже узнал, что его посадили за поножовщину;

- а вот если у вас получится залезть под бетонную плиту у входа в этот подъезд, то вы там наверняка обнаружите с десяток шайб и других приспособлений, по которым можно бить клюшкой. Здесь мы собирались с малолетками, когда коробка была занята старшими;

- а вот здесь находится любопытный забор, разделяющий садик от нашего двора. Рабицу на нем еще 35 лет назад раскурочили. И я об нее порвал ухо, убегая от сторожа. Ух и хлестала же тогда кровища. И если вы сейчас подойдете ко мне с левой стороны, то увидите этот достойный шрам на пол уха. Интересно, что те самые остатки сетки-рабицы так до сих пор и торчат угрожающе. А поверх старого забора наварили новый;

- надо сказать, что сторожа не зря нас гоняли. Я сейчас уже не помню, порвал я ухо после того, как мы ограбили склад садика, или уже после. «Дело то громкое было»;

- а вот на этом самом месте мы зарубились с конкурирующей группировкой с соседнего двора. В футбол они играть не умели, поэтому удаль свою молодецкую они могли проверить только на кулаках. Науськивали нас, конечно, старшие, но их предводителями были два брата-близнеца мои ровесники Камы. Помню, вышел я на смертный бой с одним из них, как Пересвет с Челубеем. А затем всей шоблой сцепились.

Жили они в доме, где располагался «Гастроном», поэтому и звались они - «гастрономные». Как они звали нас, не помню. Но затем братья Камы заболели ветрянкой и покрылись… в общем, двор их с тех пор стал называться «пупырышками». После чего их звезда закатилась – ну какую серьезную боевую единицу может представлять двор с таким названием? Пупырышки! Смех один;

- а вот бабушка пытается меня апрельским днем затащить домой пообедать. Встал посреди огромной лужи, благо я в ботиках, и передразниваю ее. В один прекрасный момент я пытаюсь сделать шаг, но ботики то засосало - и я прям лицом падаю в лужу. Ладно не утонул еще. Короче, упал в грязь лицом;

- а здесь мы заливали каток. Тут мне однажды шайбой выбили передний зуб. Хорошо, что молочный.

Как-то та часть подвала, откуда мы брали воду, оказалась закрытой. Мы взяли шланг и не придумали ничего лучше, как в тридцатиградусный мороз распахнуть окна в ромкиной квартире и присоединить шланг к кухонному крану. Действовали мы неумело, поэтому пришлось заливать по несколько раз и процедура затянулась. Какой же стоял мат, когда в насквозь промерзшую квартиру вернулись его родители!?

- а вот мы стоим с братом и смотрим с улицы в окно нашей гостиной. Зима. Перед самым приходом мамы кто-то из нас (скорее всего брат, я же всегда был потехничнее) попал мячом в люстру. Осколков на ковер почти не упало, но люстра повисла на проводе в метре от пола. Своими силами водрузить на место не получилось. Боясь возмездия, мы решили быстрее выбежать на улицу. Так вот стоим, ждем, когда включится свет. Свет зажигается… сейчас я, конечно, ржу, вспоминая вытянутое лицо мамы, а тогда внутри все клокотало. Дальнейший план состоял в следующем: заходим и вместе с мамой продолжаем коллективное изумление.

«Ничего себе??? Как это?»

Нам поверили. А как не поверить – ведь выше нас жил толстый «Кабан» с сестрой, которые постоянно носились по своей квартире как слоны. Сколько можно делать замечание и стучать по трубам!? Спустя много лет с братом напомнили маме о той люстре. Она и не вспомнила;

- а вот из этого окна как-то вылетел настольный футбол. Уж сколько отец предупреждал нас с братом (раз десять – не меньше), чтоб как поиграли, задвигали «футбол» под кровать!? Но в тот раз, видимо, папаня был совсем не в духе. А ведь босиком действительно больно вставать на этих мастеров шариков от подшипника.

Ой, да много всего занимательного. Долго можно рассказывать. Может и расскажу как-нибудь потом.

БРИЛЛИАНТОВАЯ РУКА

Умудрился я в течении короткого времени дважды сломать руку в одном и том же месте. В первый раз это произошло, когда мы с мамой шли из садика. Я скакал по поребрику, нога соскользнула, и я всей своей массой навалился на правое предплечье, прижав его к острому краю поребрика.

(Во время той экскурсии нам с Булатом удалось отыскать тот злополучный поребрик. Интересно, что вокруг него (и еще одного-двух) установлены и покрашены новые поребрики, а мой на изгибе так и стоит – обшарпанный, с отколотыми краями, как памятник моей неудачливости).

Если к вечеру гематома образовалась лишь на месте удара, то утром уже почти все предплечье покрылось синевой.

Своим ходом добрались до травмпункта. Рентген. Гипс. Зависть сверстников.

Проходил в гипсе, помнится, не так долго. Снова пошел в садик. Гуляли, кого-то побежал догонять. Предпринял попытку срезать угол песочницы, но не рассчитал. Зацепился и опять грохнулся на ту же самую руку об камень. Как сейчас помню, пронзившую меня ужасную боль. Я вообще не помню, чтобы я в детстве плакал, но вот тогда действительно стерпеть не было никакой возможности. Прям из садика на «Скорой» меня увезли в больницу.

В результате этих двух моих падений, образовалась опухоль –остеобластокластома. Залез сейчас почитать, что это и с чем её едят… Жуть жуткая…

… Сидим с родителями в кабинете у доктора. Она меня осмотрела, взглянула на снимок и говорит мне, натужно улыбаясь:

- Не переживай, тук-тук сделаем и все пройдет.

А сама просит меня выйти. Я гуляю один в коридоре. Жду родителей. Спустя несколько минут из кабинета выходит заплаканная мама и сильно напряженный отец.

Через несколько лет я узнаю, что под «тук-тук» подразумевалась ампутация.

Естественно, родители не могли смириться с таким положением вещей и стали искать пути-выходы из сложившейся ситуации. Куда-то ездили, узнавали, уточняли, ходили к другим врачам – никакого другого метода лечения никто не предлагал.

Время поджимало.

Но, к счастью, каким-то образом отцу удалось показать меня одному светиле медицины - профессору Агафонову. Не знаю, счастливая ли эта случайность, или нас направили к нему преднамеренно, но оказалось, что жена его как раз изучала данную проблему и кропотливо работала над новой методикой лечения, исключающей ампутацию.

Как позже рассказывал отец, проведенная надо мной операция была чистейшей воды авантюрой – без каких-либо гарантией со стороны доктора. Отец даже что-то там подписывал – мол, знаю о всех рисках.

На операционном столе я оказался первопроходцем и подопытным кроликом. Если коротко, то суть в следующем – зачистили кость от быстро разрастающихся злокачественных клеток и имплантировали титановую пластину. А так как моя кость, в отличии от титана, должна была расти, то где-то в плече до кучи удалили штуку (гипофиз что ли), которая отвечает за рост кости. Если кому интересно –расстояние от плеча до локтя на правой руке у меня сейчас такое же, как и в пять лет.

Вот такой я теперь Терминатор. На металлодетекторах звенеть не звеню, но когда недавно делал МРТ, то натерпелся.

Затем каждые полгода я долго еще показывался госпоже Агафоновой. Она отметила, что операция прошла на редкость успешно. Рассказывала, что методика потом совершенствовалась на протяжении еще нескольких лет, прежде чем удалось поставить её на конвейер, и что после меня немало операций заканчивались ничем – то есть или ампутацией, или же потерей некоторых функций. Я же, по большому счету, ничего не потерял, кроме десяти сантиметров – ну, и еще стал наполовину левшой.

Очень много времени я проводил тогда в больнице. Практически безвылазно. Можно сказать - прописался в ГИДУВе на Горького. Мама была вынуждена временно уволиться с работы и устроиться в больнице техничкой, чтобы постоянно находиться рядом со мной.

Не знаю, благодаря или вопреки многомесячному нахождению в больнице, но к пяти годам я научился хорошо читать (по крайней мере, мог уже самостоятельно читать толстые книжки), считать и несколько раз выучить и забыть таблицу умножения.

Кстати, очень долго я ходил в живописном украшении - все тело до пояса обволакивал гипс, а правая рука была зафиксирована в полусогнутом положении параллельно земле. Но я и в таком обмундировании умудрялся не пропускать ни одной дворовой забавы. Брат с упоением вспоминает, как я с мячом мчался к воротам противника с вытянутой рукой. Не мудрено, что однажды я упал вперед на руку и сломал гипс в районе плеча. Может поэтому и заживало все у меня так долго.

Были и другие последствия. Например, мне пришлось переучиваться и стать левшой. Причем не только на эти два года. Я теперь какой-то смешанный – и левша, и правша. Пишу правой рукой. Сам не знаю принципов, но одни точные манипуляции удобнее делать правой, а другие – левой рукой: допустим, гвозди забиваю правой, а в телефоне ковыряюсь – левой. Левая рука однозначно силовая, но тяжелые вещи мне удобней таскать правой.

Лет в 12-13 в лагере пацаны заметили, что играя в настольный теннис, я перекидываю ракетку из руки в руку. Сам я на это не обращал никакого внимания. Недавно играл в теннис с детьми и решил дать фору, взяв ракетку в левую руку. Получалось у меня ничуть не хуже, а подкрутка даже резче.

Еще интересно, что, как говорит брат, до гипса я пинал мяч правой ногой, а после – чаще стал левой. Да и сейчас мне без разницы, с какой ноги бить.

Что и говорить, натерпелся я с рукой. И сейчас она чутко реагирует на погоду. И нет-нет да вывихнется плечо с того ни с сего - затем пару недель ни отжаться, ни гантельки покидать.

На этом пора бы и закруглиться.

Но в конце обязательно хочу отметить, что в детстве меня всегда окружали хорошие люди. Возможно, это происходило благодаря родителям, которые ограждали меня от зла мира. А может детский мозг был так устроен, что не хотел видеть ничего дурного или просто не распознавал его.

В следующих выпусках нашего альманах, если мне повезет, вы познакомитесь, как передо мной распахнулись школьные двери, как я попал в СК имени Воровского, как ворвался в мою жизнь СПАРТАК.